Агрофирма-гигант накормит пол-области, если государство предложит селу внятную продовольственную политику

Пожалуй, ни одна отрасль не знала столь масштабных экспериментов и преобразований, какие выпали на долю отечественного сельского хозяйства. Колхозы и совхозы распускали и собирали, отдавали местным фермерам и столичным инвесторам, преобразовывали в кооперативы и товарищества, создавали ООО и ОАО. И всё это делалось до тех пор, пока наконец не обнаружилось, что игроки, старательно перетасовывая сельскохозяйственную колоду, «потеряли» едва ли не добрую половину карт, среди которых оказались не только заурядные «шестерки» – сеялки, веялки, плуги, тракторы, но и козыри – производственные помещения и целые отрасли.

В прессе раздались трагические вопли об утрате державой продовольственной независимости, депутаты потребовали решительных мер, и эксперименты сошли на нет.

Сегодня о тех легендарных временах напоминают остовы полуразрушенных молочных комплексов – гордости советской сельскохозяйственной мысли времен развитого социализма и упаковки с «Даниссимо» от «Данон», основательно потеснившие на прилавках гипер- и супермаркетов родные простокваши и ряженки. Ну а что же сельское хозяйство? Оно пока здравствует, хотя и не так, как хотелось бы. Почему? Что мешает агрокомпаниям воспользоваться обретённой некогда независимостью и заработать на новые комплексы и комбайны, жильё и социальные программы? Что можно и нужно сделать, чтобы сельскохозяйственная продукция стала надёжным источником доходов для села и селян? Об этом беседуют корреспондент журнала «Итоги недели» и генеральный директор компаний «РосАгроАльянс» и ООО «Агроэлеватор» Александр Атаманюк.

– Александр Николаевич, вы не задумывались, что возглавляете одну из крупнейших аграрных фирм в Липецкой области?

– Если честно, никогда не приходило в голову. Да и не уточнял, кто больше или меньше нас. Может быть, потому, что я всего год в компании, а создана она уже пять лет назад. Так что не моя заслуга в том, что хозяйство получилось именно таким, а не другим.

– А чья же? Столичных инвесторов?

– Да, москвичи начинали здесь. Начинали приобретать земли. И на этой базе была создана агрофирма, которая насчитывает сегодня 500 человек и обрабатывает около 35 тысяч гектаров пашни. Хотя общая площадь угодий хозяйства с лугами, лесами, оврагами, реками, конечно, больше.

– Каков профиль «Росагроальянса»?

– Растениеводство. Выращиваем озимую пшеницу, ячмень. Но поскольку цены на зерно, скажем так, не адекватны затратам, в последнее время увеличиваем площади под рапс, подсолнечник. Впрочем, это нужно и для нормального севооборота.

– А сахарная свекла?

– Сахарную свеклу можно было бы выращивать. Был бы сбыт. Нужен завод-потребитель. Новый. Потому что действующие нас не ждут. Они уже давно «затарены», у них свои поставщики, и если мы по собственной воле вырастим свеклу, она у нас спокойненько сгниёт. Аналогичная картина с рапсом. Хотя под Липецком и построен рапсовый завод на 200 тысяч тонн, но у нас он не купил пока ни килограмма семян. Выручает Орёл, который и забирает продукцию.

– В последнее время наши политики с удовольствием говорят о том, что из крупнейшего импортёра зерна Россия стала крупнейшим экспортёром. Почему бы на этом не заработать?

 - На этом и зарабатывают. Экспортёры. Но это сложный процесс. Нужно иметь доступ к экспортным возможностям – контейнеровозам и сухогрузам, терминалам в Новороссийске, Туапсе или Азове. Наш же колхоз такими возможностями не располагает. Мы продаём пшеницу перекупщикам. И, может быть, в итоге она попадает на экспорт. Однако прямого выхода у нас нет.

– Как менялись цены на зерно в последние годы?

– К сожалению, не так, как нам бы хотелось. Если в прошлом году государство платило в рамках зерновых интервенций 6000-6200 рублей за тонну пшеницы, то в первой половине нынешнего года цены не поднимались выше 4200 рублей. Конечно, засуха радикально изменила ситуацию, но это форс-мажор, от которого пострадают все.

– Эксперты от сельского хозяйства говорят о возможности и целесообразности увеличения производства зерна в России до 140-150 миллионов тонн. Это реально?

– Реально. Как, кстати, реальны и урожаи в 50 центнеров зерна с гектара и выше. И, возможно, мы бы ставили перед собой цели добиться их, если бы имели гарантированный рынок сбыта. Но его все последние годы лихорадило. И именно поэтому мы и построили элеватор.

 Не было бы счастья, да несчастье помогло?

– Не было условий для хранения урожая. Не имея возможности оперативно продать зерно, мы вынуждены были арендовать старый данковский элеватор в районе железнодорожного вокзала. Здесь хранилось 20 тысяч тонн пшеницы. Между тем наш средний урожай – 60-70 тысяч тонн – был значительно выше. Этот дисбаланс и вынудил засесть за изучение проектов зернохранилищ.

– По слухам, вы выбрали самый современный и совершенный. Это так?

– Возможно. Хотя, выбирая проект, мы исходили прежде всего из соотношения «цена–качество». Наиболее подходящей показалась разработка американских инженеров. Съездили в Волгоградскую область, где был построен точно такой же элеватор, услышали отзывы, и только тогда контракт на 400 с лишним миллионов рублей был подписан.

– Эти деньги когда-нибудь окупятся?

– Очень бы хотелось на это надеяться. Хотя в любом случае проблему хранения зерна мы решили. Но надо сказать, что пуск элеватора поставил перед нами сразу несколько новых проблем, в том числе кадровую. В Данкове, где довольно много безработных, не можем отыскать главного инженера, технолога, начальников смен. Проблема – и хорошие, надёжные, квалифицированные трактористы. Не так просто найти людей и на работы, не требующие ни особых знаний, ни квалификации.

– Может быть, их не устраивает зарплата?

– Но у нас она выше среднерайонной. В сезон же и комбайнеры, и механизаторы вообще зарабатывают очень прилично. В большом хозяйстве большие возможности.

– И мне сказали, что оно будет ещё больше…

– Инвесторы обсуждают такую возможность. Может так статься, что в перспективе наши посевные площади в Данковском районе увеличатся до 50 тысяч гектаров. С точки зрения логистики, это наиболее рационально. Ведь наши земли и без того разбросаны вокруг Данкова в радиусе до 30-40 километров. Барятино, Долгое, Ягодное, Телепнево, Зверево…

– Сколько машин нужно, чтобы обработать такие площади?

– Правильный вопрос. Он, кстати, и заставил основателей хозяйства очень ответственно подойти к выбору техники. Ведь дело не в её количестве, а в её качестве. Выяснилось, что наиболее полно всем требованиям отвечали американские комбайны и тракторы «Джон Дир» и «Бюлер». Их и купили. Что касается автомобилей и менее мощных колёсников, приобрели белорусские «МАЗы» и «МТЗ». Кстати, в этом году мы купили ещё 10 комбайнов «Джон Дир» и два трактора «Бюлер». Решили не менять линейку, потому что люди освоили эту технику, научились на ней работать, доказали, что приобретение пусть и дорогих, но высокопроизводительных машин выгодно. Хотя должен признаться, что надёжность американских машин тоже оставляет желать лучшего. На одном из тракторов, например, вынуждены менять уже второй кондиционер. Хорошо, что гарантийный. Выходят из строя и другие детали.

– Вы живёте за свой счёт?

– К сожалению, нет. Мы пока живём за счёт инвестора. Растениеводство, как я уже говорил, нерентабельно. Цены на зерно ниже его себестоимости.

 – А если вложиться в животноводство?

– В перспективе это возможно. Со временем, надеюсь, удастся построить ферму на 1200 голов. Правда, это ещё 300 миллионов рублей. А после того как сотни миллионов были вложены в строительство элеватора, десятки миллионов ушли на удобрения и ГСМ, рассчитывать на очередные вливания вряд ли оправданно.

– И что же делать?

– Думать над тем, как сократить затраты и добиваться более активного участия государства в разработке и реализации продовольственных программ. Надеюсь, что нынешние природные катаклизмы заставят его это сделать. Мы должны иметь хотя бы ориентировочные представления о том, что и в каком количестве будет востребовано на рынке. А ещё лучше, если правительство воспользуется наконец европейским опытом и станет столь же предметно работать с аграрными компаниями, как это делают во Франции, Германии, Голландии, Бельгии, да, собственно, во всём цивилизованном мире.