Заведующий кафедрой генетики, селекции и семеноводства МСХА имени К. А. Тимирязева Владимир Пыльнев, о том почему в России мало своего зерна и причем тут западные компании

А в чем тренд?

Главное правило при выращивании основных зерновых культур: при повышении температуры на 1 °C урожайность снижается на 10%. По другим подсчетам, снижение может достигать 15–17%. Во многом это происходит из-за ухудшения качества почвы. Из-за климатических изменений уже к 2080 году Европа, Ближний Восток, части Австралии и Китая превратятся в пустыни, и человечеству может грозить всемирный голод. Селекция зерновых культур необходима для выведения более жизнестойких сортов, которые смогут прокормить население Земли.  

Производство зерна в России

Производство зерна является самой крупной подотраслью сельского хозяйства России. От ее развития зависят продовольственная безопасность, обеспеченность населения продуктами питания и уровень жизни. Зерно — одновременно продукт питания для человека, корм для сельскохозяйственных животных и сырье для перерабатывающей промышленности.

В России реализуется «Федеральная научно-техническая программа развития сельского хозяйства на 2017–2025 годы». Ее основные задачи:

• обеспечение стабильного роста производства сельскохозяйственной продукции, полученной за счет применения семян новых отечественных сортов;
• создание и внедрение технологий производства семян высших категорий сельскохозяйственных растений;
• снижение импортозависимости не менее чем на 30%.

У России есть значительный потенциал и ресурсы для развития отрасли глубокой переработки зерна. В стране отмечается рост количества предприятий, занимающихся этим видом деятельности. По оценке Минсельхоза России, потенциал наращивания производства продуктов глубокой переработки зерна до 2035 года составляет свыше ₽1,3 млрд.

По данным исследования «Селекция 2.0», проведенного в 2020 году Центром технологического трансфера Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ), за десять лет, с 2009 года по 2019-й, доля импортных семян в АПК России существенно увеличилась. Несмотря на заявленные успехи, результаты пока не радуют.

«Здесь вторых нет, есть только первые»

— Если говорить про зерновые культуры, какой сейчас разброс между импортными и отечественными семенами?

— Проблемы по нашим культурам остаются очень большие. Примерно половина семян гибридов кукурузы импортные. То же самое с рапсом. По подсолнечнику, картофелю, рапсу яровому и озимому — больше половины иностранного производства. Доля иностранных семян за последние 12–15 лет увеличилась существенно по всем культурам, которые я перечислил. Лет 15 назад импортных семян сои мы вообще не сеяли, а сейчас их 40%. Особенно тяжелое положение с культурами, у которых используются в производстве гетерозисные гибриды.

— Почему мало наших семян?

— Это агрессивная политика иностранных компаний, которые здесь работают и ведут селекцию и семеноводство. Они начали вести селекционную работу в нашей стране, создав селекционные станции в России. Все сорта и гибриды, которые они производят, предназначены для наших условий, определенных климатических зон. Сейчас ситуация немного поменялась, в том числе политическая, но никуда эти станции не ушли.

— То есть произошел захват рынка?

— Селекция — это вообще сфера, где есть конкуренция, очень жесткая. Здесь вторых нет, есть только первые. Соответственно, если не мы, то ниша очень быстро занимается.

— Почему не мы?

— Создать сорт или гибрид — пол дела. Наши селекционные достижения ни в чем не уступают иностранным сортам и гибридам. Часто проблемы с семеноводством — производством семян. Несмотря на то, что строятся семенные заводы — по кукурузе, картофелю, подсолнечнику, пшенице, ячменю, овсу — объемы семеноводства очень невысокие, недостаточные. Мы уступаем по селекции гетерозисных гибридов (продукт скрещивания генетически различающихся, но близких форм и видов) и в принципе по подготовке семян. Вот представьте, приходят семена из-за границы. Они уже обработанные, дражированные, у них есть регуляторы роста, удобрения, пестициды. Семена «накормлены», защищены от неблагоприятных условий. В первый же год испытаний они сразу показывают свое преимущество. Мы пропустили на свой рынок очень много сортовых гибридов, которые ничем не лучше наших. Они прошли госкомиссию, в том числе по этим причинам. Если не налажено производство сорта или гибрида, на бумаге он будет, в реестре он будет, а производственных площадей для него нет. Сейчас Госсорткомиссия исправила эти методические недочеты, но много сортов и гибридов иностранной селекции уже допущены к использованию на территории России.

— Представим, что есть ученый, который изобрел новый сорт зерна. По всем прогнозам он даст небывалые урожаи. Что происходит дальше? Почему его разработка так и не увидит свет?

— У нас мало семеноводческих хозяйств. Они работают с определенной группой культур, с определенными институтами или селекционерами. Часто нет возможности размножать сорта своими гибридами. Требуются предприятия, требуются площади, сопутствующее оборудование. Само производство семян требует дополнительного оборудования и затрат для производства. У нас всего этого недостаточно. Требуются также специалисты-семеноводы, так как производство семян — процесс специфический. Технология производства семян и товарной продукции часто не совпадают.

— Были ли в последние годы какие-то инновационные разработки, которые в итоге не стали использоваться?

— Каждый селекционер считает, что его сорт или гибрид уникален. Это почти его ребенок, результат его труда. Масса сортов и гибридов не увидели свет. Возьмите наш реестр (государственный реестр селекционных достижений, допущенных к использованию) — сколько там пшеницы, которая на практике не используется… По озимой пшенице там больше 250 сортов, из них 12–15 занимают более половины площадей. А остальные на бумаге. Площадей под них нет. По любой другой культуре такая же ситуация. По той же гречихе 11% сортов обеспечивают половину всех посевов этой культуры, а всего сортов в реестре более 60.

— По словам члена Общественного совета при министерстве сельского хозяйства Владислава Корочкина, одна из главных проблем, которая мешает развитию семеноводства в России, — это устаревшее законодательство, согласны ли вы с этим?

— Да в какой-то степени. Закон 1998 года «О семеноводстве» более или менее нормальный. Там были существенные огрехи, назовем их так. Новый закон «варился» 24 года. На моей памяти лет 10–12 мы [только] говорили о нем, переписывали существующий закон. Тот проект, который внесен в Госдуму, перед заключительным третьим чтением тоже имеет массу замечаний. Но причем тут закон, если физически нет наших семян? Где в законе значится требования к качеству семян? Например, о степени гибридности семян нет ни слова. Опять [закон] получился не до конца продуманным.

— Насколько озвученные вами проблемы отрасли связаны с «утечкой мозгов»?

— Конечно, это большая проблема. Люди уезжают и их можно понять. Молодые ребята приходят в селекционные учреждения, а зарплата низкая, несмотря на то, что у нас есть указ президента: ученые должны получать не менее 100–200% от средней зарплаты по региону. Все это происходит потому, что учреждения получают недостаточно дополнительного финансирования, все остальное надо зарабатывать.

— Но наука — это не та сфера, где люди должны ломать голову над способами заработка. Ученые ведь не коммерсанты?

— В науку не идут за большими заработками. Но в науке люди должны быть обеспечены для того, чтобы заниматься этой наукой. Если же ученый думает, где заработать лишнюю тысячу рублей, то наукой он заниматься не сможет. Возьмите того же Чарльза Дарвина или Карла Маркса. У них был стабильный источник дохода. А если ученый бегает и думает, что бы такое съесть, чтобы ноги не протянуть, это неправильно.