Политическая элита России ахнула, когда за сутки до российско-американского саммита конгресс США вновь отказался отменить дискриминацию в торговле с нашей страной. На сей раз нас обвиняют в том, что мы неохотно стали есть американскую курятину. А стоит ли удивляться? Кто-кто, а американцы хорошо знают состояние нашего сельского хозяйства. И, наверное, без перевода понимают нашу пословицу «Голод — не тетка!» А потому, мол, никуда вы не денетесь: купите и съедите.
Сказанное кажется невероятным, если учесть, что в России на каждого жителя приходится около полутора га сельхозугодий и более 7 га леса. Но и это еще не все. Содержание гумуса в почвах на двух третях земель превышает четыре процента. Треть населения страны проживает в сельской местности. Иначе говоря, весь наш агрокомплекс изначально является гигантским потенциалом, способным наполнить отечественными продуктами питания не только внутренний, но и европейский рынок. Но этого не происходит! Почему?
Возьмем земельную приватизацию. Вот уже десять лет не прекращается фанфарный звон по поводу бесплатной передачи каждому сельскому жителю земельной доли. А что это дало? Что дальше? Остановились на полустанке. Отсутствие реального земельного рынка по политическим соображениям заблокировало дальнейшее проведение аграрных преобразований. Причем самое непостижимое в том, что одна часть приватизированных средств производства (земля) оказалась выраженной в гектарах, а другая часть — имущество — в рублях. А гектары с рублями, как известно, трудно складываются. Потребовалось десять лет, чтобы и первую часть попытаться превратить в рубли.
Возьмем другой вопрос — государственную поддержку аграрного сектора. Оно, государство, очень любит торжественно объявлять о своей помощи сельскому хозяйству и очень не любит вспоминать, сколько ежегодно аграрии теряют из-за неэквивалентности цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию из-за разницы в мировых и внутренних ценах на сельхозпродукцию. И здесь село теряет сотни миллиардов рублей.
Третье. Год за годом идут разговоры о необходимости адресной поддержки и сельхозтоваропроизводителей и, что самое важное, адресной поддержке потребителей продукции села. На деле же власти помогают богатым покупать мясо и фрукты, а бедным — хлеб и картошку. В рационе состоятельных россиян в несколько раз больше наиболее ценных продуктов питания — мяса, рыбы, фруктов, овощей, нежели у тех, кто за чертой бедности. Рацион последних на 60—70% состоит из хлеба и картошки. Как осуществляется эта несправедливость? Производится так называемое субсидирование потребителей. Но не отдельных групп населения, а поддержка производства наиболее необходимых продуктов питания. Однако не учитывается тот факт, что абсолютная величина потребительских субсидий возрастает с ростом доходов, поскольку с ростом доходов увеличивается уровень потребления. А в результате происходит значительный отток потребительских субсидий от более нуждающихся к менее нуждающимся.
Россия балансирует на грани потери продовольственной безопасности. В это понятие входит не столько зависимость от импорта, сколько гарантированное удовлетворение потребности населения в продовольствии на уровне, достаточном для его нормальной жизнедеятельности. Речь идет о таких понятиях, как физическая и экономическая доступность продуктов питания.
Начнем с импорта. Уже несколько лет идут разговоры о необходимости приобретения за рубежом новых аграрных технологий и машин, которые не производит отечественный Агромаш. А что на деле? Продолжаем закупать в огромных объемах мясо, молоко, масло, колбасы, обрекая отечественных товаропроизводителей на стагнацию. Везем за рубеж семя подсолнечника, ввозим трижды дорогое масло. Вывозим дешевую древесину, а ввозим дорогостоящую мебель — и так далее.
Колоссальны диспропорции в продовольственных корзинах отдельных регионов. Из-за неразвитости транспортной инфраструктуры и дороговизны перевозок многие жизненно необходимые продукты питания физически недоступны в районах Севера, Сибири, Дальнего Востока. А между тем в Западной и Восточной Сибири не используются миллионы гектаров естественных лугов с великолепным травостоем, пригодным для развития мясного скотоводства. В департаменте сельского хозяйства Тюменской области автору этих строк показали любопытный подсчет. На просторах области используется мизерная часть естественных сенокосов. В получаемом же сене из-за несовершенства технологий сохраняется в лучшем случае половина питательных веществ. Получать товарную продуктивность животных на таких кормах не приходится, поскольку такой корм обеспечивает лишь поддержание жизни самой коровы. Вот и получается на таких фермах основной продукцией — навоз.
Говорить об экономической доступности сбалансированного набора продуктов питания и вовсе не приходится. Достаточно взглянуть на размеры заработной платы бюджетников. Казалось бы, все на всех уровнях поняли, что надо повышать покупательную способность людей, поскольку производимая продукция должна иметь платежеспособный спрос. Но почему же в реальной экономике процессы идут в обратном направлении? Если мы хотим, чтобы США и весь остальной мир признал нас страной с рыночной экономикой, то надо добиться выполнения рутинного правила этой экономики, когда спрос определяет цену. У нас же законодателями цен все еще являются естественные монополии, крупные корпорации, кредитно-финансовые институты. О каком аграрном рынке сегодня можно говорить, когда удельный вес энергоносителей в конечной стоимости продовольствия составляет около 60%.
С принятием Закона об обороте сельхозугодий в России появляется уникальный шанс хотя бы приподнять сельский социум из трясины безденежья и бедности и тем самым создать предпосылки возрождения села и выхода страны из продовольственной зависимости от Запада. Нынешняя земельная доля для крестьянина не должна обернуться мешком комбикорма или парой бутылок водки. Ее не должна постигнуть судьба пресловутого ваучера. Может, тогда пригодится другая русская поговорка: «Пройдет голод, появится голос». А потому нас будут лучше слушать и слышать.