Корзина неутешительная - На минимальном наборе продуктов питания строится вся экономика страны. Но это набор выживания

В конце января граждане пожаловались президенту на содержимое так называемой продуктовой корзины. Ее называют ключевым инструментом оценки уровня жизни населения, хотя формируемый чиновниками, обсчитанный Росстатом и утверждаемый Госдумой минимальный набор продуктов питания — индикатор не объективный, а условный. Значимым его делает только увязка итоговой стоимости набора с размером минимальной оплаты труда (МРОТ). Тем не менее претензия прозвучала публично (в ассортименте недостаточно мяса и рыбы, слишком много картофеля, хлеба и круп), и президент ее поддержал — надо пересмотреть. По всем законам административной логики речь шла об удорожании условного минимального набора, казалось бы, неминуемом. Однако выяснилось: все не так. Реакцией на прозвучавший на самом высоком уровне призыв ревизовать содержимое корзины стало предложение Минтруда снизить размер МРОТ, который прямо связан с ее стоимостью. И — одновременно — разнообразить корзину более дорогими «продуктами здорового питания». Как это объяснить и что на самом деле стоит за развернувшейся дискуссией вокруг судьбоносной корзины, пытался понять «Огонек».

Росстат во второй половине прошлого года отразил небывалое в постсоветской России явление: начиная с июля стоимость минимального продуктового набора стала резко снижаться. К декабрю 2019 года она упала на 300 рублей, до отметки 4067 рублей. Такого до сих пор никогда не было, корзина росла начиная с 1992 года. Иногда быстрее, иногда медленнее. Скажем, после кризиса 14-го года стоимость минимального набора продуктов подскочила аж на 653 рубля. В целом же стоимость корзины увеличилась за 19 лет (по данным Росстата) в 4,9 раза: с 883 рублей в июне 2001 года до 4367 рублей в июне 2019 года.

Инфляция за то же время выросла в 5,33 раза. Это важно: до сих пор рост стоимости продуктовой корзины объяснялся инфляцией и в целом с нею совпадал. Именно поэтому удешевление в конце 2019 года озадачило: инфляция составила в прошлом году (по оценке Росстата) 3 процента, а стоимость продуктовой корзины не выросла на этот показатель, а упала.

Чудеса статистики, способной устойчивую стагнацию превратить в робкий рост, или просто чудеса? Вопрос интересный и, главное, повлекший за собой мгновенную административную реакцию — на прошлой неделе Минтруд подготовил законопроект о снижении МРОТ (а он привязан к корзине) с нынешних 12 130 рублей до 10 609. Борьба с бедностью, похоже, началась с привычных статистических упражнений, давно вошедших в моду, ведь если снизить порог бедности, то и бедных автоматически станет меньше.

Сложить пазл

Начнем с того, что в отечественных реалиях само понятие «бедность» (как экономическая и социальная категория) не табуировано, конечно, но тщательно размыто. О ней на уровне государственных актов и официальных цифр говорят как бы иносказательно, прячась за частокол понятийных синонимов, одним из которых и выступает продуктовая корзина. А ведь есть еще и потребительская корзина (плюс к продуктам питания минимальный набор товаров и услуг примерно в равной пропорции, по 30–35 процентов), а еще часто упоминается минимальный размер оплаты труда, он же МРОТ.

— Министерство труда,— говорит Андрей Покида, директор Научно-исследовательского центра социально-политического мониторинга Института общественных наук РАНХиГС,— ежегодно устанавливает размер МРОТ. На 2020 год он был определен в 12 130 рублей (этих денег никто получить не успел, а уже возникла инициатива о его снижении.— «О»). Эта же сумма является у нас и прожиточным минимумом. В его основе лежит минимальный продуктовый набор. Туда же добавляются товары и услуги примерно на те же суммы. Парадокс в том, что ни один из разделов корзины у нас не соответствует реальным ценам. Другими словами, критерии бедности у нас определены на уровне минимальных физиологических потребностей. Это не уровень жизни, а уровень выживания. Реально существовать на такие деньги невозможно.

Эксперт добавляет: отсчет бедности идет от уровня не просто плохой жизни, а самой плохой. И именно этот уровень выживания определяет сегодня социальную политику государства. Сейчас бедными у нас считаются граждане, чей доход ниже прожиточного минимума. Их, как заявила на прошлой неделе зампред правительства РФ по вопросам социальной политики Татьяна Голикова, 18,5 млн (в процентном отношении — это 12,7 процента населения страны). При этом большинство бедных — семьи с детьми.

От нищеты до бедности

Александр Сафонов, профессор кафедры управления персоналом Финансового университета при правительстве РФ, еще в далеком 1988 году участвовал в разработке системы потребительских бюджетов. Тогда руководство страны решило создать некую нормативно-статистическую методику определения и планирования производства необходимого объема товаров и услуг в стране, а также для определения уровней заработной платы.

— Мы разработали три типа потребительских бюджетов. Первый, самый низкий, определял уровень выживания человека. В нем был крайне ограниченный набор продуктов, обеспечивавших жизнь человека, не занятого трудовой деятельностью. По существу — уровень нищеты. Этот тип бюджета вообще не должен был учитываться при определении зарплат. Второй тип — минимальный потребительский бюджет. Он определял границу между нищетой и бедностью и включал в себя четыре раздела: продукты питания, одежду, бытовые товары и услуги. Третий тип — рациональный бюджет, определявший границу между бедностью и средним доходом человека. Здесь тоже были те же четыре раздела, но наполнение этого бюджета позволяло обеспечить нормальную, полноценную жизнь человека. Причем эти потребительские бюджеты разделялись по возрасту, полу и видам работы — физической или умственной.

При советской власти эти нормативы ввести не успели. К сюжету вернулись уже в «новой России». Причем на самом старте: понятие «потребительская корзина» впервые в стране появилось в 1992 году по указу Бориса Ельцина. В основу корзины был положен первый из разработанных типов потребительских бюджетов — минимальный, на уровне нищенского выживания. Власть объясняла такой выбор: это было необходимо для поддержки населения, оказавшегося без средств к существованию после павловской денежной реформы 1991 года. Бедных тогда было, напомним, больше 49 млн человек. Да и госбюджет тогда тоже был пустым.

Ельцин, видимо, понимал ущербность своего решения — ведь за основу социальной политики был взят уровень нищеты. Он тогда сделал оговорку, что мол, корзина — условность, которая не отражает реальных потребностей людей, но это временная мера, и скоро, обещал, мы от нее уйдем. Но нет ничего более постоянного, чем временное: мы уже 28 лет живем с этой условностью: она пережила «жирные» нулевые, кризисные десятые и 2014–2015 годы и вот теперь вошла с нами в век цифровой экономики. Впрочем, некоторые эксперты выражают сомнения, можно ли наше время называть цифровым, если у половины населения нет денег на гаджеты, которые давно перестали быть роскошью, а стали насущной необходимостью.

Конечно, время от времени потребительская корзина пересматривалась. Что-то в нее добавляли, например кроме продуктов питания там появились промышленные товары и услуги. Последний раз «пересмотр» был в 2012 году: Госдума приняла Федеральный закон № 227-ФЗ «О потребительской корзине в целом по Российской Федерации». Там, кстати, было сказано, что корзина должна пересматриваться раз в пять лет. Но в 2017-м этого не сделали — просто продлили закон до конца 2020 года.

Но суть оставалась прежней: корзина фиксировала уровень нищеты. По словам Александра Сафонова, «подход остался прежний. Определяют, сколько калорий должен употребить работающий человек, сколько пенсионер и сколько ребенок — в день, в месяц, в год, чтобы выжить, не умереть с голоду. Это количество калорий распределяют по белкам, жирам и углеводам. А потом, когда определяется прожиточный минимум, под эти расчеты подгоняются самые дешевые продукты».

И понять, откуда взялась стоимость всей корзины 12 130 рублей или продуктового набора в 4367 рублей, невозможно. Ни один эксперт на этот вопрос ответить не может. Есть только предположения, что сотрудники Росстата ходят по магазинам и смотрят, что почем продается.

В конце мая прошлого года Росстат опубликовал доклад «Доходы, расходы и потребление домашних хозяйств». Исследование охватывало 48 тысяч домохозяйств. Итог: у 48,2 процента российских семей денег хватает только на еду и одежду. На товары длительного пользования — холодильник, стиральную машину, мебель — ресурсов нет («Жесткие грани стабильности», см. «Огонек» № 3 за 2020 год).

Больше мяса, товарищи!

Впрочем, мы так привыкли к условности под названием «потребительская корзина», что уже считаем ее реальностью. Вот и на минувшей неделе в небольшом городке Усмань в Липецкой области люди обратились к президенту с просьбой «добавить в потребительскую корзину немного мяса и рыбы».

Вопрос о «пересмотре» висит в воздухе давно. Институт социально-экономических проблем народонаселения РАН разработал и в июне прошлого года представил новую методику расчета потребительской корзины. Предлагается на треть увеличить количество мяса и рыбы, «положить» туда больше яиц и молока, овощей и фруктов, добавить витаминно-минеральные комплексы, учитывать затраты на медицинские услуги, образование, оздоровление, юридическое сопровождение и страхование, а также расходы на питание вне дома. И еще много чего другого. Посчитали даже стоимость такой модифицированной потребительской корзины: это все обойдется в 31 087 рублей. Чуть не в три раза больше, чем сейчас.

Одновременно в Министерстве труда и социальной защиты в начале прошлого года была создана комиссия, которая должна была составить собственные расчеты стоимости потребительской корзины. Было обещано, что эти расчеты учтут новейшие методики расчета уровня бедности (что это за новейшие методики, сказано не было). Можно только предположить, что новая корзина будет потяжелее и подороже. Ее должны представить для утверждения в Госдуму весной этого года.

Сомнений нет — представят. Но речь о корзине, которая, утверждают эксперты, является… полной фикцией. Даже Росстат называет ее «условным (минимальным) набором продуктов питания». Условным!  Потому что безусловная жестокая реальность состоит в том, что предлагаемый расширенный ассортимент набора со стоимостью корзинки, привязанной к прожиточному минимуму, «не дружит». И этот минимум сегодня, равно как и приравненный к нему МРОТ, снижаются с 12 130 рублей до 10 609 рублей.

Андрей Покида считает, что минимальная оплата труда должна в два-три раза превышать прожиточный минимум. К этому надо стремиться, пусть постепенно. Тогда можно будет говорить, что решение проблемы бедности в нашей стране как-то сдвинется с места. Во всяком случае, люди смогут тратить свой доход не только на питание и одежду, но и на образование, культуру, здоровье. Это, безусловно, позволит стимулировать потребительскую активность граждан. И сегодня таково мнение ряда экспертов, занимающихся социальной тематикой. Да и новый министр труда и соцзащиты отметил, что методика подсчета прожиточного минимума будет изменена.

Но будет ли отдача от такого единодушия? Ведь если новую стоимость потребительской корзины помножить на три, сумасшедшие деньги получаются. И где их взять? А инфляция, страшилка, которой боятся даже в Центробанке?

И вот уже ловит «экспертное ухо» занятные нюансы: инициатива Минтруда заново рассчитать стоимость потребительской корзины хороша, конечно, но новый министр Антон Котяков ни о корзине, ни о МРОТ при постановке новых ведомственных задач детально не говорил. Зато ввел в оборот новое понятие «нуждаемость» и призвал законодательно его определить. Похоже, в сюжете с корзиной возникает новый элемент.

Дом на песке

Пока, впрочем, все разговоры и дискуссии идут именно о ней — условной корзине. И, получается, на этой условности построена и социальная сфера, и вообще вся экономика.

— Если прожиточный минимум низкий,— говорит Александр Сафонов,— то в основу экономики закладывается тотальная бедность и физическая деградация работников. А это, в свою очередь, формирует низкий потребительский спрос. Люди с низкими доходами вынуждены покупать самые дешевые товары и продукты. И это отнюдь не полезные продукты, в них много различных консервантов, сублиматов. Некачественные продукты везут к нам из Китая. А значит, мы делаем неконкурентоспособной нашу экономику, потому что наши продукты дороже. Бедность — тормоз нашей экономики. Наша промышленность в застое, потому что нет спроса на отечественную продукцию.

При этом, как ни странно, от бедности есть и польза.

— Низкий спрос бедной части населения позволяет управлять инфляцией. Но не самой инфляцией, а цифрой, которую показывает статистика,— говорит Владимир Осипов, профессор МГИМО.— В том самом «условном наборе продуктов питания» не сказано, какие именно продукты имеются в виду, указаны просто макароны или просто картофель. И если это плохие продукты, которые никто не берет, естественно, и цены на них будут снижаться. Вот эти самые низкие цены и отражаются в статистике. К тому же ряд товаров из корзины, например хлеб, считаются стратегическими, и государство присматривает, чтобы цены на них не завышались. Но люди все-таки стараются по возможности брать качественные товары. Соответственно, спрос на них растет, и цены тоже. И население реально тратит на еду больше, чем предполагает продуктовая корзина. Но это уже за пределами наблюдений. Получается, что уровень инфляции — бумажный, никак не отражающий истинные цены. Но можно отчитаться, что инфляция в рамках таргета. С отчетами порядок, а в реальности получается, что даже по статистике 48 процентов населения могут себе позволить только расходы на питание и одежду.

И наконец, еще один важный момент, может быть, самый существенный.

— Чем ниже база, тем ниже оплата и по всем другим разрядам в этой системе,— говорит Александр Сафонов.— И это очень выгодно работодателям. В результате и на производстве, и в секторе услуг, и в образовании, и в здравоохранении, во всей нашей экономике формируется неправильная дифференциация доходов. Она позволяет допускать гигантские разрывы в зарплатах топ-менеджеров и рядовых работников. А если работникам надо будет платить больше, тогда маржа у владельцев предприятий сократится и им придется задуматься о повышении производительности труда. Если по уму, то МРОТ не должен быть связан с прожиточным минимумом. Он должен исходить из реальных затрат труда, а не из уровня выживания. Тогда будет более справедливое распределение доходов и снизится социальное неравенство в обществе…

Мировой опыт показывает: привязка экономических механизмов к потребительской корзине — решение для очень бедных стран, в основном африканских и азиатских. В большинстве стран ЕС методика применятся другая: бедными считаются люди, у которых 50 процентов доходов уходит на продукты питания. Это относительный показатель, который определяется статистикой на основе обследования домохозяйств. В ЕС сейчас 11 стран с нулевой бедностью. В других странах Европы — 1 процент, в самых бедных — максимум 3 процента. У нас, напомним, официальная цифра — 12,7 процента.

Эксперты говорят, что у нас в Минтруде этот еврометод подсчета бедных обсуждался, но не был принят. Почему — понятно: ведь тогда у нас число бедных подскочило бы сразу на 30 процентов. Ну и кому же это надо?

А что касается добавки мяса и рыбы в условный (минимальный) набор продуктов, так ведь это будет на бумаге. Ровно до той поры, пока вопрос о том, смогут ли люди с низкими доходами это купить на свою зарплату, остается без ответа.